Психология толпы

Интеллектуальный и научный фон психологии толпы сложен. Существует множество методов и концепций внушения, таких, как традиции гипнотизма (искусство, техники, доктрина и культ), т.е. вызывание у субъекта состояния, некоторым образом подобного сну, и далее осуществление собственно внушения со стороны гипнотизера. Антон Месмер, погружавший людей в транс, считал, что он владеет универсальной духовной силой («животным магнетизмом»), поддерживающей жизнь и укрепляющей здоровье. Гипнотическое внушение (как стали называть этот процесс в дальнейшем) предполагает снижение уровня сознательного контроля со стороны пациента и делает его разум более «примитивным». Эта техника выступает и как диагностическое, и как лечебное средство в известном соперничестве между конкурирующими французскими медицинскими школами Нанси и клиники Сальпетриер в Париже. Также идея внушения является одной из центральных в большинстве моделей социального влияния; она использовалась первыми теоретиками психологии толпы для обоснования необъяснимой иррациональности, эмоциональности и «примитивизма» толп.

Другая медицинская модель, в еще большей степени связанная с «патологией» по своему происхождению и сути, пришла из эпидемиологии. Созвучно идее бактериального заражения, ставшей в то время научным фактом благодаря исследованиям таких «охотников за микробами», как Луи Пастер и Роберт Кох, психическое заражение рассматривалось в качестве механизма распространения аффекта и «распада личности» в стадоподобных или каким-либо образом возбужденных толпах. Психическое заражение — это ключевой термин знаменитой психологии толпы Лебона, который, однако, был уже им позаимствован, В дальнейшем он интерпретировался как «кольцевая реакция» (circular reaction) и «интерстимуляция» (interstimulation). Таким образом, термин утратил свой «инфекционистский» оттенок. «Медицинские» искажения образа толпы в теориях XIX в. были блестяще обоснованы и подвергнуты критике Бэрроузом и Мак-Фейлом. Бэрроуз не мог предвидеть, что после продолжительного затишья идея эмоционального заражения снова получит шанс на существование у современных социальных психологов.

После медицины вторым научным источником психологии толпы стала криминология. То, что медики называют подсознанием и аффективным состоянием, в истории юриспруденции выступало в качестве ограниченной ответственности индивида, находящегося в толпе, и даже в «делинквентной толпе». Медико-юридическое понимание проблемы снова возвращает нас к мысли, что в толпе индивид становится более примитивным и инфантильным, чем пребывая в одиночестве, менее сообразительным, разумным и, таким образом, в меньшей степени отвечающим за себя. Как только эти идеи были высказаны в ряде итальянских и французских публикаций, Лебон популярно изложил их в своем бестселлере без ссылок на истинных авторов. И именно на Лебона исследователи группового разума и группового поведения более позднего времени ссылались как на мэтра психологии толпы.

Если мы рассмотрим оба подхода — медицинский и криминологический — в единстве, толпа понимается в этой «римско-католической» традиции как аномальное явление, связанное с болезнью или преступлением и которое рассматривается с учетом смягчающих обстоятельств. Чтобы понять, почему коллективное поведение и его ментальные корреляты рассматривались как аномальные или «неупорядоченные», необходимо учитывать социальный и политический контекст, в котором эти концепции развивались. На становление психологии толпы оказали влияние следующие политические обстоятельства:

• революции во Франции (1789, 1830, 1871)

• радикальные экономические изменения, вызванные быстрым ростом промышленности и городов

• возникновение феномена «восстания масс» (Ortega у Gasset, 1932)

• укрепление рабочих союзов и идеологии социализма, забастовки и майские демонстрации

• коррупция и политические скандалы

• поражение Франции в войне с Пруссией 1871 г.

• революционная Парижская Коммуна и ее кровавое подавление.

Все эти обстоятельства, взятые вместе, представляли собой угрозу существовавшему политическому, социальному и моральному порядку и, главным образом, буржуазии. Как убедительно показал Бэрроуз, в то время существовало общее чувство decadence (упадка), которое следовало принимать во внимание. Массы «обнаружили себя» и стали вызывать страх в качестве причины болезни общества. От науки требовалось детально проанализировать отношения между феноменом масс и социальным злом. Криминология и медицина предлагали (психиатрическое и эпидемиологическое) «объяснение», основанное на идее Zeitgeist1. Несмотря на противоречивость идей «ментального единства толпы» и над-индивидуальной целостности «разума толпы», одинаково успешно перекочевавших в XX столетие, необходимо помнить, что центральное понятие «римско-католической» психологии толпы — это гибель «нормального» индивида, который тем или иным образом становится «ненормальным», попав в подобные условия. Если Лебон относил к «толпам» преступные группы и суды присяжных, массовые демонстрации и парламенты, криминальные и религиозные объединения, сегодня мы понимаем толпы, социальные движения, публику и общественные институты по-разному. Одно существенное противопоставление, правда, было сделано еще Тардом и Парком и касалось оно различия толпы и публики (аудитории). Если толпа предполагает физический контакт и пространственные ограничения, то публика (аудитория), главным образом, благодаря современным средствам массовой информации (пусть во времена Тарда только в виде прессы) уже никак не «ограничена в пространстве» и может существовать, например, в форме «общественного мнения».

Подобно Volkerpsychologie, психология толпы развивалась вне рамок академической психологии, хотя Мак-Даугалл использовал понятие над-индивидуального «группового разума». Однако, в отличие от Volkerpsychologie, некоторые основные темы психологии толпы вошли в современную психологию; они приобрели самостоятельное значение и, таким образом, стали доступны экспериментальному анализу. Так, например, в исследованиях агрессии рассматриваются феномены коллективного насилия, а идеи общего характера, например «де-индивидуализация», используются в современных теориях социальной идентичности и самокатегоризации для объяснения эффектов толпы. Даже в теме социального влияния мы можем обнаружить эту идейную преемственность, например, в понимании эффектов внушения, заражения и подражания.